Тенденции мирового общества
Компиляция мыслей Станислава Маркелова.
Общество и политика
Глобализация
Глобализация духовности интересует общество в последнюю очередь, просто ввиду вымывания таких ценностей, а политическая глобализация поставлена во главу угла и стремится к всеобщему и всемирному охвату, независимо от государственных границ и культурных особенностей. Сейчас подчинение осуществляется, не обращая внимания на ценностные ориентиры, даже с целью ликвидации последних. Культурные различия теряются быстрее. Деградация оказывается более действенной, чем уничтожение. Глобализация сильнее локализации, а мягкая власть лучше обеспечивает всемирное единство, чем жёсткий вассалитет с опорой на глобальные духовные ценности.
Централизация
В наступающем обществе централизм оказывается общественным стержнем, диктующим жизнь даже в самых отдалённых населённых пунктах. Новости СМИ буквально забиты сообщениями из мегаполисов, включая чисто бытовые и откровенно развлекательные. В результате житель небольшого города лучше знает, что происходит в Москве, Нью-Йорке и т.д., чем в соседней области. Более того, горизонтальные связи специально обрываются ради абсолютной монополии в отношениях мегаполиса с обслуживающей его остальной территорией. Сейчас из Москвы в США звонить дешевле, чем в соседнюю республику СНГ. Билет на самолёт в Европу, оказывается, покупать более выгодно, чем билет в российский Дальний Восток или Сибирь. Количество туристов, отправляющихся в зарубежные туристические центры, несравнимо превышает количество людей, приезжающих в российскую глубинку, и т.д. Причём это не только российская ситуация, – сознательный разрыв горизонтальных связей ради установления монополии отношений «центр-периферия» становится одним их показателей нового общества.
Основные материальные ценности
Экономическое богатство давно ушло из-под реальных оценок и в большей степени вертится на основе спекулятивных величин. Полубандитская поговорка в России 90-х годов – «Понты – дороже денег» – очень чётко характеризует критерий богатства в возникающих социальных отношениях. Степень влияния более значима, чем обладание конкретными материальными ценностями, в том числе деньгами, причём значимость имеется в виду именно экономическая, являющаяся синонимом богатства. Сейчас богатство – это не эквивалент роскоши, что осталось вторичным признаком, а признак влияния. Соответственно, меры этого богатства становятся виртуальными, спекулятивными величинами.
Принадлежность орудий труда
Многие заметят, что сейчас орудия труда в виде компьютеров и предметы труда в виде информации могут также принадлежать работнику, но это относительная принадлежность машины работнику в мануфактуре. Да, работнику может принадлежать компьютер, но без единой сети Интернет его труд не имеет выхода, а единые информационно-технологические сети как раз работникам не принадлежат, и никогда принадлежать не будут. Получается, что без объектов собственности информационных олигархий частный компьютер человека становится не более, чем пишущей машинкой. С другой стороны, рынок информации, степень её востребованности и критерии распространения являются исключительной принадлежностью олигархий. И эта собственность сейчас выглядит абсолютной настолько, что даже слабые попытки её демонополизировать встречают жёсткую и однозначную реакцию. Так называемое альтернативное медиапространство по степени значимости напоминает альтернативные религиозные коммуны в Средние века, и скорее выглядят интересными социальными проектами, не оказывающими серьёзное влияние на господство правящих олигархий.
Культура и идеология
Идейные ценности
Наслаждение становится главным фетишем современного общества. Даже если ты не обладаешь сколько-нибудь значительным богатством, тебе доступны наслаждения от целого, значит, ты причастен к основной ценности имеющейся цивилизации.
Характер проникновения идей
Проводник идей новой цивилизации – это развлечения, а все идущие войны рассматриваются как новомодные милитаристские шоу. Теперь ценности в голову вбиваются рекламой, и от людей не требуется экстатического порыва для их принятия, наоборот, полного расслабления для засасывания в болоте развлекательного потребления.
Оппозиционные ценности
Теперь идейной альтернативой возникающей цивилизации становится фундаментализм. Причём фундаментализм не только религиозный. Он на виду, как самый радикальный и заметный. Фундаментальная наука, фундаментальная классическая культура, фундаментальные ценности – это прямые бастионы противостояния господствующим взглядам. И чем больше будет проявляться новое отношение, тем чётче станут видны бастионы фундаментализма. Попытки примирения фундаментальных ценностей и потребительской культуры выглядят надуманными и только на время спасают от прямого конфликта. Эти два полюса будут бороться друг с другом вечно, пока не погибнут вместе с обществом, которое они раздирают на части.
История и народы
Экспансия и закрытость
Экспансия – бог нового общества. В отличие от классического капитализма она реже проявляется в прямой форме. Только когда это очень нужно и диктуется необходимостью контролировать ресурсы, в первую очередь нефть (Ирак, Сомали). Прямая экспансия, как и поддержание колониальных режимов, очень затратна, вызывает прямое недовольство местных жителей и опасность своевольничанья местных начальников. Современное общество держится на основе «soft power» («мягкой власти»), правда, держит эта «мягкая власть» намного жёстче любой диктатуры. Мягкой экспансии сложнее сопротивляться, потому что она проводится чужими руками на расстоянии. Удобство отдалённой экспансии выявилось ещё во времена колонизаторов, когда народы-метрополии вообще не страдали от колониальных войн, оставляя минимальный риск своим подготовленным армиям. Теперь не рискует даже армия, потому что экспансия проводится через деньги, массовую информацию, вдалбливание единых ценностей, местную власть и полную экономическую зависимость от остального мира. Экспансия – процесс постоянный, не связанный с каким-либо порывом и тем более религиозным экстазом. В отличие от средневекового общества, современное рушится не от направленности вовне, а, наоборот, от замыкания в самом себе. Чтобы постиндустриальный мир существовал, он должен проводить перманентную экспансию, выкачивая ресурсы у других и реализуя собственные политические и социальные потенции.
Критерий идентификации
В буржуазном обществе всё решала нация. Француз или англичанин, пусть даже родившийся в колонии, оставался представителем колониальной державы, а не туземцем. Буры, потомки голландцев в Южной Африке, считали себя уже коренными жителями страны, но ни при каких обстоятельствах не смешивались с чёрными африканцами. Религия отходила на второй план, религиозные предпочтения могли разделять американцев, немцев, украинцев, корейцев и японцев на сколько угодно частей, что не мешало чувствовать им национального единения. В современном обществе вопрос нации часто является вопросом выбора, но от этого он не перестал быть более жёстким. Причём выбор национальности есть не результат прогресса наиболее развитых стран, а часто – продукт суровой необходимости. Во время грузино-осетинской войны один брат мог идентифицировать себя как осетин, второй как грузин, и фанатично воевать друг с другом. В наиболее острых конфликтах национальность есть момент вызова и выбора противостоящей стороны. Вспомните хотя бы конфликты в Югославии или бесконечную войну в Курдистане. Происхождение уже не важно, религия идёт как дополнение к национальности там, где это играет существенную роль. Постиндустриальное общество разрешило свободу выбора национальности, но эта свобода означает жёсткое самоопределение в конфликте или хотя бы в своём месте под солнцем.
Концентрация власти
Современная аристократия духа в лице интеллектуалов напоминает старых загнанных зубров, выставивших рога, чтобы спасти себя от неминуемого вымирания. Так же как у беловежских зубров, у них возникают проблемы взаимного перекрещивания, только вместо кровосмешения происходит смешение идей, всё более и более удаляющихся от нужд общества и от всяческого понимания. Реальная власть не отягощает себя словами чести, доблести, благородства и прочими радужными клише. Она откровеннее и собственный паразитизм не скрывает от общества, давая последнему возможность даже посмеяться над собой, но власть в постиндустриальной среде не спешит выдавать себя. Если в средневековье за слабым правителем были видны кукловоды-аристократы, то сейчас кукловоды-олигархи спрятаны в тени настолько, что их случайная демонстрация равносильна проигрышу и потере степени влияния. Источник власти не сакрализуется, но при этом возводятся в абсолют властные рычаги – владение ресурсами, информацией, рынками сбыта. Нынешняя власть не менее оторвана от общества: вместо занебесных тронов она предпочитает отчаливать от нас на роскошных яхтах. Это показательно – мы не видим её каждый день, не находимся в блеске её величия, но при этом всё сильнее зависим от её рычагов.
Оправдание власти
Идеологи буржуазии открыли идею, перевернувшую концепцию власти. Божественность потеряла всякий смысл. Дух ушёл в сферу морали, а власть возникла благодаря естественному порядку. Игры с естественностью и приближение к природе постепенно из прогрессивной борьбы с прошлым перешли к крайности и превратились в социал-дарвинизм, когда власть перестала скрывать звериную сущность. Потребовалась реализация естественности власти и насилия в фашистской практике, чтобы современное общество отказалось от схемы опускания человеческих отношений до уровня природы. Но поворота обратно, к сакральному, как не было, так и нет. Теперь власть – это, действительно, первый среди равных, при этом первый – не обязательно лучший, он может быть и худшим. Роль правителя определяется не божественностью наследства или его личными качествами, а умением подстраиваться под интересы общества здесь и сейчас и отвечать требованиям тех, кому реально интересна власть. Естественный порядок заменён естественной борьбой монополий и олигархов. Современная концепция власти – это вершина айсберга этой борьбы. Как всякая вершина, она красива и величественна, но сама по себе никуда не плывёт, действительно же бóльшая часть айсберга управляет всеми властными пиками.
Общество и политика
Глобализация
Глобализация духовности интересует общество в последнюю очередь, просто ввиду вымывания таких ценностей, а политическая глобализация поставлена во главу угла и стремится к всеобщему и всемирному охвату, независимо от государственных границ и культурных особенностей. Сейчас подчинение осуществляется, не обращая внимания на ценностные ориентиры, даже с целью ликвидации последних. Культурные различия теряются быстрее. Деградация оказывается более действенной, чем уничтожение. Глобализация сильнее локализации, а мягкая власть лучше обеспечивает всемирное единство, чем жёсткий вассалитет с опорой на глобальные духовные ценности.
Централизация
В наступающем обществе централизм оказывается общественным стержнем, диктующим жизнь даже в самых отдалённых населённых пунктах. Новости СМИ буквально забиты сообщениями из мегаполисов, включая чисто бытовые и откровенно развлекательные. В результате житель небольшого города лучше знает, что происходит в Москве, Нью-Йорке и т.д., чем в соседней области. Более того, горизонтальные связи специально обрываются ради абсолютной монополии в отношениях мегаполиса с обслуживающей его остальной территорией. Сейчас из Москвы в США звонить дешевле, чем в соседнюю республику СНГ. Билет на самолёт в Европу, оказывается, покупать более выгодно, чем билет в российский Дальний Восток или Сибирь. Количество туристов, отправляющихся в зарубежные туристические центры, несравнимо превышает количество людей, приезжающих в российскую глубинку, и т.д. Причём это не только российская ситуация, – сознательный разрыв горизонтальных связей ради установления монополии отношений «центр-периферия» становится одним их показателей нового общества.
Основные материальные ценности
Экономическое богатство давно ушло из-под реальных оценок и в большей степени вертится на основе спекулятивных величин. Полубандитская поговорка в России 90-х годов – «Понты – дороже денег» – очень чётко характеризует критерий богатства в возникающих социальных отношениях. Степень влияния более значима, чем обладание конкретными материальными ценностями, в том числе деньгами, причём значимость имеется в виду именно экономическая, являющаяся синонимом богатства. Сейчас богатство – это не эквивалент роскоши, что осталось вторичным признаком, а признак влияния. Соответственно, меры этого богатства становятся виртуальными, спекулятивными величинами.
Принадлежность орудий труда
Многие заметят, что сейчас орудия труда в виде компьютеров и предметы труда в виде информации могут также принадлежать работнику, но это относительная принадлежность машины работнику в мануфактуре. Да, работнику может принадлежать компьютер, но без единой сети Интернет его труд не имеет выхода, а единые информационно-технологические сети как раз работникам не принадлежат, и никогда принадлежать не будут. Получается, что без объектов собственности информационных олигархий частный компьютер человека становится не более, чем пишущей машинкой. С другой стороны, рынок информации, степень её востребованности и критерии распространения являются исключительной принадлежностью олигархий. И эта собственность сейчас выглядит абсолютной настолько, что даже слабые попытки её демонополизировать встречают жёсткую и однозначную реакцию. Так называемое альтернативное медиапространство по степени значимости напоминает альтернативные религиозные коммуны в Средние века, и скорее выглядят интересными социальными проектами, не оказывающими серьёзное влияние на господство правящих олигархий.
Культура и идеология
Идейные ценности
Наслаждение становится главным фетишем современного общества. Даже если ты не обладаешь сколько-нибудь значительным богатством, тебе доступны наслаждения от целого, значит, ты причастен к основной ценности имеющейся цивилизации.
Характер проникновения идей
Проводник идей новой цивилизации – это развлечения, а все идущие войны рассматриваются как новомодные милитаристские шоу. Теперь ценности в голову вбиваются рекламой, и от людей не требуется экстатического порыва для их принятия, наоборот, полного расслабления для засасывания в болоте развлекательного потребления.
Оппозиционные ценности
Теперь идейной альтернативой возникающей цивилизации становится фундаментализм. Причём фундаментализм не только религиозный. Он на виду, как самый радикальный и заметный. Фундаментальная наука, фундаментальная классическая культура, фундаментальные ценности – это прямые бастионы противостояния господствующим взглядам. И чем больше будет проявляться новое отношение, тем чётче станут видны бастионы фундаментализма. Попытки примирения фундаментальных ценностей и потребительской культуры выглядят надуманными и только на время спасают от прямого конфликта. Эти два полюса будут бороться друг с другом вечно, пока не погибнут вместе с обществом, которое они раздирают на части.
История и народы
Экспансия и закрытость
Экспансия – бог нового общества. В отличие от классического капитализма она реже проявляется в прямой форме. Только когда это очень нужно и диктуется необходимостью контролировать ресурсы, в первую очередь нефть (Ирак, Сомали). Прямая экспансия, как и поддержание колониальных режимов, очень затратна, вызывает прямое недовольство местных жителей и опасность своевольничанья местных начальников. Современное общество держится на основе «soft power» («мягкой власти»), правда, держит эта «мягкая власть» намного жёстче любой диктатуры. Мягкой экспансии сложнее сопротивляться, потому что она проводится чужими руками на расстоянии. Удобство отдалённой экспансии выявилось ещё во времена колонизаторов, когда народы-метрополии вообще не страдали от колониальных войн, оставляя минимальный риск своим подготовленным армиям. Теперь не рискует даже армия, потому что экспансия проводится через деньги, массовую информацию, вдалбливание единых ценностей, местную власть и полную экономическую зависимость от остального мира. Экспансия – процесс постоянный, не связанный с каким-либо порывом и тем более религиозным экстазом. В отличие от средневекового общества, современное рушится не от направленности вовне, а, наоборот, от замыкания в самом себе. Чтобы постиндустриальный мир существовал, он должен проводить перманентную экспансию, выкачивая ресурсы у других и реализуя собственные политические и социальные потенции.
Критерий идентификации
В буржуазном обществе всё решала нация. Француз или англичанин, пусть даже родившийся в колонии, оставался представителем колониальной державы, а не туземцем. Буры, потомки голландцев в Южной Африке, считали себя уже коренными жителями страны, но ни при каких обстоятельствах не смешивались с чёрными африканцами. Религия отходила на второй план, религиозные предпочтения могли разделять американцев, немцев, украинцев, корейцев и японцев на сколько угодно частей, что не мешало чувствовать им национального единения. В современном обществе вопрос нации часто является вопросом выбора, но от этого он не перестал быть более жёстким. Причём выбор национальности есть не результат прогресса наиболее развитых стран, а часто – продукт суровой необходимости. Во время грузино-осетинской войны один брат мог идентифицировать себя как осетин, второй как грузин, и фанатично воевать друг с другом. В наиболее острых конфликтах национальность есть момент вызова и выбора противостоящей стороны. Вспомните хотя бы конфликты в Югославии или бесконечную войну в Курдистане. Происхождение уже не важно, религия идёт как дополнение к национальности там, где это играет существенную роль. Постиндустриальное общество разрешило свободу выбора национальности, но эта свобода означает жёсткое самоопределение в конфликте или хотя бы в своём месте под солнцем.
Концентрация власти
Современная аристократия духа в лице интеллектуалов напоминает старых загнанных зубров, выставивших рога, чтобы спасти себя от неминуемого вымирания. Так же как у беловежских зубров, у них возникают проблемы взаимного перекрещивания, только вместо кровосмешения происходит смешение идей, всё более и более удаляющихся от нужд общества и от всяческого понимания. Реальная власть не отягощает себя словами чести, доблести, благородства и прочими радужными клише. Она откровеннее и собственный паразитизм не скрывает от общества, давая последнему возможность даже посмеяться над собой, но власть в постиндустриальной среде не спешит выдавать себя. Если в средневековье за слабым правителем были видны кукловоды-аристократы, то сейчас кукловоды-олигархи спрятаны в тени настолько, что их случайная демонстрация равносильна проигрышу и потере степени влияния. Источник власти не сакрализуется, но при этом возводятся в абсолют властные рычаги – владение ресурсами, информацией, рынками сбыта. Нынешняя власть не менее оторвана от общества: вместо занебесных тронов она предпочитает отчаливать от нас на роскошных яхтах. Это показательно – мы не видим её каждый день, не находимся в блеске её величия, но при этом всё сильнее зависим от её рычагов.
Оправдание власти
Идеологи буржуазии открыли идею, перевернувшую концепцию власти. Божественность потеряла всякий смысл. Дух ушёл в сферу морали, а власть возникла благодаря естественному порядку. Игры с естественностью и приближение к природе постепенно из прогрессивной борьбы с прошлым перешли к крайности и превратились в социал-дарвинизм, когда власть перестала скрывать звериную сущность. Потребовалась реализация естественности власти и насилия в фашистской практике, чтобы современное общество отказалось от схемы опускания человеческих отношений до уровня природы. Но поворота обратно, к сакральному, как не было, так и нет. Теперь власть – это, действительно, первый среди равных, при этом первый – не обязательно лучший, он может быть и худшим. Роль правителя определяется не божественностью наследства или его личными качествами, а умением подстраиваться под интересы общества здесь и сейчас и отвечать требованиям тех, кому реально интересна власть. Естественный порядок заменён естественной борьбой монополий и олигархов. Современная концепция власти – это вершина айсберга этой борьбы. Как всякая вершина, она красива и величественна, но сама по себе никуда не плывёт, действительно же бóльшая часть айсберга управляет всеми властными пиками.
Комментарии
Отправить комментарий